СОН В ЗИМНЮЮ НОЧЬ
Епископ Злат обычно не видел снов, ибо не знал, что такое беспокойство совести и всегда спал крепко. Тем страннее ему было видеть такое...
...С отвращением он отбросил веревку, спустился с камня и вернулся в город. Узнав наутро, что Распятый воскрес, он вышел на площадь и объявил себя вернейшим последователем и учеником, подтверждая свои слова раскрытием тайного, лишь ему доверенного предания. К прочим ученикам он не приближался, они как бы не существовали для него более. Были только он и Он, два близких и верных друг другу существа. Если спрашивали, он с кривой усмешкой отпускал в их адрес колкости. Они никогда не понимали его особого служения, его важности для спасения человечества, его избранности.
Он установил доверительные отношения с первосвященниками и старцами, был введен в царский двор, удостоился аудиенции у Пилата. Последний был неспокоен, плохо спал, часто навязчиво мыл руки, но он разъяснил прокуратору, что всё было предсказано заранее, всё было нужно для высшего промысла, и тот с благодарностью умиротворился, выдав ему рекомендацию в Рим. После долгого путешествия он был вознагражден при дворе императора, одарен золотыми одеждами, круглой шапкой с крестом наверху и золотым медальоном с изображением матери Распятого. Отныне его место было по правую руку от кесаря. Его друзьями стали банкиры и князи, воины и воры, артисты и певицы. Теперь его именовали отцом народов, святейшим и судьей вселенной.
Паства быстро росла, отделения открывались по всей империи, народ валил в его храмы. Система ширилась и богатела. Строились огромные храмы с драгоценной отделкой, изображения Его размещались на городских воротах, кухонных сосудах, армейском оружии и упаковках пиццы. По привычке он завел ящичек, в который складывал монеты. Рядом были красивые женщины, но семью он не создал, они не были достойны, разве что иногда, ночью. На кафедре он метал громы и молнии против греха, но всегда был терпим и добр к друзьям, а они у него постоянно прибавлялись. Иудеев не любил, несмотря на своё происхождение, а они, невольно или нарочно, всегда при общении с ним упоминали цифру тридцать, что выводило его из себя. Лишь себя и своих он провозгласил истинными последователями Его, конкурентов же не терпел и воздвиг на них жестокие гонения, заклеймив еретиками и безбожниками. Всякая власть была им поддержана, для пользы дела, для спасения его общины. Обширные области и отдаленные народы принимали его учение.
Однажды ночью, вернувшись от очередной двоюродной сестры, он в своей роскошной квартире подошел к изображению Его.
-- Теперь Ты понял, как я люблю Тебя? Теперь ты знаешь, как я верен Тебе? Скажи мне только, любишь ли Ты меня?...
И, подождав изрядно времени ответа, он приблизился к изображению и облобызал Его.
-- Радуйся, Равви.
...Епископ Злат проснулся с колотящимся сердцем. Что это было? Искушение, пророчество, видение прошлого? Или настоящего?
...С отвращением он отбросил веревку, спустился с камня и вернулся в город. Узнав наутро, что Распятый воскрес, он вышел на площадь и объявил себя вернейшим последователем и учеником, подтверждая свои слова раскрытием тайного, лишь ему доверенного предания. К прочим ученикам он не приближался, они как бы не существовали для него более. Были только он и Он, два близких и верных друг другу существа. Если спрашивали, он с кривой усмешкой отпускал в их адрес колкости. Они никогда не понимали его особого служения, его важности для спасения человечества, его избранности.
Он установил доверительные отношения с первосвященниками и старцами, был введен в царский двор, удостоился аудиенции у Пилата. Последний был неспокоен, плохо спал, часто навязчиво мыл руки, но он разъяснил прокуратору, что всё было предсказано заранее, всё было нужно для высшего промысла, и тот с благодарностью умиротворился, выдав ему рекомендацию в Рим. После долгого путешествия он был вознагражден при дворе императора, одарен золотыми одеждами, круглой шапкой с крестом наверху и золотым медальоном с изображением матери Распятого. Отныне его место было по правую руку от кесаря. Его друзьями стали банкиры и князи, воины и воры, артисты и певицы. Теперь его именовали отцом народов, святейшим и судьей вселенной.
Паства быстро росла, отделения открывались по всей империи, народ валил в его храмы. Система ширилась и богатела. Строились огромные храмы с драгоценной отделкой, изображения Его размещались на городских воротах, кухонных сосудах, армейском оружии и упаковках пиццы. По привычке он завел ящичек, в который складывал монеты. Рядом были красивые женщины, но семью он не создал, они не были достойны, разве что иногда, ночью. На кафедре он метал громы и молнии против греха, но всегда был терпим и добр к друзьям, а они у него постоянно прибавлялись. Иудеев не любил, несмотря на своё происхождение, а они, невольно или нарочно, всегда при общении с ним упоминали цифру тридцать, что выводило его из себя. Лишь себя и своих он провозгласил истинными последователями Его, конкурентов же не терпел и воздвиг на них жестокие гонения, заклеймив еретиками и безбожниками. Всякая власть была им поддержана, для пользы дела, для спасения его общины. Обширные области и отдаленные народы принимали его учение.
Однажды ночью, вернувшись от очередной двоюродной сестры, он в своей роскошной квартире подошел к изображению Его.
-- Теперь Ты понял, как я люблю Тебя? Теперь ты знаешь, как я верен Тебе? Скажи мне только, любишь ли Ты меня?...
И, подождав изрядно времени ответа, он приблизился к изображению и облобызал Его.
-- Радуйся, Равви.
...Епископ Злат проснулся с колотящимся сердцем. Что это было? Искушение, пророчество, видение прошлого? Или настоящего?
