Размышления на тему
книги Иова были перемежены с просмотром
фильма "
Паук", 2002 г. Там маленький мальчик, на фоне поглощающей любви к матери, ревнует её к отцу. Распространённый сюжет приводит к паранойе мальчика, вообразившего, что отец убил маму и заменил её вульгарной проституткой. Догадки "подтверждаются" тем, что мать ведёт себя соответственно: ходит с отцом в бар, пьёт вино, целуется с ним, провоцируя ненависть мальчика. Дело кончается плохо.
Фильм сильный, такое чувство из детства мне знакомо. Думаю, знакомо многим. Мать, уделяя внимание отцу, как бы предаёт сына, вызывая его неприязнь и отчуждение. Нормальный ребёнок переживёт ситуацию, получив жизненный урок. А именно, что мать не предаёт, но ставит дитё на его место, в некоторых смыслах второстепенное по отношению к мужчине-отцу. Болезненное же сознание создаст
трагедию и не прекратит испытывать боль.
Не есть ли и в иных случаях то, что воспринимается нами как "
предательство", нечто иное? В смелой
пьеске на тему Иова я размышлял о роли Бога в истории праведника страдающего. Если перенести сюжет в наши дни, то мы получаем грустное повествование о предательстве любимого человека "мудаком" (
выражение непосредственной
heleine). Но так ли всё просто?
Не есть ли предательство лишь перенос ценности с одного объекта на другой, в данной ситуации выраженно важный? Предаваемый лишь ставится на второе место, но не полностью вырезается из жизни, из системы ценности "предателя". Описываемое есть
кризис целеполагания. Кризис завершается и, возможно, объект ставится на прежнее, первенствующее место. Болезненный, но нужный в каких-то целях процесс, совершив виток, на иной плоскости восстанавливает разрушенный мир.
Так было с Иовом. Бог
вернулся, дал понять ему, что любит его по-прежнему и Иов утешился. Так было с ап. Петром, который также отрёкся, переместив весьма значимого для него Человека на второстепенное место, а потом раскаявшись. Так было бы и с
Иудой, найди он силы в себе не умереть, а быть где-то рядом, в углу, когда вернулся Спаситель. Тогда бы не читал мы в службах пронзительного "окаяннейший сатано". Разве нужны были ему 30 сребренников, которые он так легко бросил в храме? Разве думал он, что к смерти Возлюбленного, ни к иному чему, приведёт его поступок? Разве он не раскаялся?
В центре предательства вопрос о
любви. О ней кричит лишённый её Иов. По ней плачет Пётр. Без неё не дотянул до воскресения Иуда. О ней спрашивает трижды вернувшийся Спаситель: "Симоне Ионин,
любиши ли мя?"
И я, Господи, я ещё жив.
